Андрей Скоринкин отдал свои деньги на «похороны Гусляра».

Предисловие от редакции

В девятом номере «Снплюс» был опубликован материал «Прикрываясь именем Мулявина…». Это рецензия на проект известного поэта Андрея Скоринкина — премьеру рок-оперы «Курган» на сцене Белорусского государственного академического музыкального театра. В ней приняли участие ряд отечественных звезд.

Публикация вызвала неоднозначную общественную реакцию. Оставляя оценки премьеры на совести автора, мы решили познакомить читателей еженедельника с человеком, вдохнувшим новую жизнь в «Курган», — Андреем Скоринкиным. С ним беседует музыкальный критик Дмитрий Подберезский.

— Можно ли говорить, что в поэзию ты пришел по наследству? Подталкивал ли тебя отец на этот путь?

— У отца своя жизнь, своя судьба. Он мной не занимался. Ни как хоккеистом, ни как журналистом, ни как артистом, ни как поэтом. Он во мне видел потенциального летчика. Я уехал из Беларуси в Рязанскую область, потому что после школы поступил в Сасовское летное училище. И там же начал записывать свои первые стихи, как-то переосмысливать эту жизнь, мир, себя в этом мире. Но вплотную поэзией занялся тогда, когда закончил карьеру профессионального хоккеиста. Поэзия была единственным родом занятий, который спасал меня по существу от всего.

— И ты пошел «учиться на поэта»…

— На поэтов не учатся. И тем не менее, я окончил Белгосуниверситет, а затем двухгодичные Высшие литературные курсы при Литературном институте в Москве.

— У тебя действительно много увлечений. Нормально ли сочетаются, скажем, профессиональный спорт и поэзия?

— Дело в том, что все мои увлечения одновременно друг с другом не сочетались. Потому что по натуре я профессионал, и во всех делах, за которые берусь, стремлюсь к совершенству. Поэтому у меня и не получалось в одно и то же время быть хорошим хоккеистом и хорошим поэтом. И когда я оставил спорт, оставалась только поэзия. А сейчас такой период в жизни, когда я вместе с другими собратьями по перу чувствую себя подобно гусляру Янки Купалы: всех нас погребли под курганом всемирной глобализации. Сегодня на первый план вышли развлекательные виды искусства, если это можно называть искусством. У меня такое ощущение, что весь мир превратился в большой танцпол, где вкусы формируют либо богатые люди, либо начальники. Прямая аналогия с той же свадьбой князя у Купалы. Иногда, не думая о последствиях, хочется высказаться, чтобы и самому легче стало, и другим. Чтобы появилась надежда на какие-то перемены. В глобальном смысле. Искусство ведь должно возвышать душу человека, а не опускать ее в преисподнюю.

— Интересно, что ты как поэт взял от спортсмена и наоборот?

— Спорт приучил к дисциплине, воспитал во мне много мужских качеств — трудолюбие, терпение, мужественность, целеустремленность, чувство коллективизма, взаимовыручки. И бесстрашие, конечно. Когда возникла задача покорить «Курган», я и вспомнил все, что было заложено в мой характер в детстве и юношестве. Да, очень часто слышу в свой адрес определения типа «амбициозный», «пробивной». Это не совсем так, поскольку я привык намечать максимальные цели. И чтобы достичь их, необходимо стараться: если уж замахнулся — нужно бить. А если не можешь бить, то и замахиваться нет смысла.

— Интересно, а могут ли сегодня поэты выступать командой, как это случалось в начале прошлого века?

— Нет! Мое глубокое убеждение, что настоящие, большие поэты никогда не собираются в стаи. Подобно крупным хищным птицам, они парят в одиночестве. В стаи же в основном сбиваются мелкие птицы. Вот почему я убежден, что времена всяких союзов писателей ушли вместе с Горьким, Сталиным, которые все это и придумали в определенных целях.

— Ты один из очень немногих в Беларуси поэтов, которые любят публичные выступления. Почему ты достаточно часто устраиваешь авторские вечера? Действительно ли ради удовлетворения амбиций?

— Люди этого хотят. На последний мой концерт в большом зале филармонии билеты раскупили за неделю до него. Вот уже четыре года к этим концертам интерес не падает. И когда вижу такой интерес к настоящей поэзии, настоящему искусству, я не могу оставаться каким-то отшельником. Почему-то творчество поэтов, да и не только их, становится известным только после их смерти. Лично я, например, узнал о Николае Рубцове только через одиннадцать лет после его смерти. И в то же время мы знаем десятки деятелей литературы, которые по существу поэтами не являются, но их имена почему-то на слуху. Что же касается меня, то я, наверное, давно уже имею право выступать в лучших залах не только Беларуси. Еще пятнадцать лет назад представлял Беларусь на многих литературных фестивалях, ездил вместе с Расулом Гамзатовым, Давидом Кугультиновым, Владимиром Соколовым и многими другими. И это был мой уровень. Сейчас же как поэт испытываю какое-то одиночество. Это очень сложно — оставаться на той высоте, которая некогда была взята мной как поэтом. Но есть большой смысл общаться с людьми, вспоминать музыкальные, поэтические произведения, проверенные временем. Уже хотя бы потому, что телевидение не транслирует эти вечера.

— А ты зарабатываешь этими концертами?

— В филармонии гонорар артиста формируется от стоимости билетов и наполнения зала. Здесь же я сам формирую цены на билеты и не считаю нужным поднимать их до уровня цен на концерты заезжих звезд шоу-бизнеса. Наоборот, здесь делается подарок своему народу, культуре, стране. Да, гонорары есть, но они чисто символические. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе повредит?..

— Известно, что в запись «Кургана» ты вложил свои средства, и немалые…

— Живу на этом свете давно. Не все заработанные деньги сразу тратятся. Поэтому у человека в зрелом возрасте какой-то запас должен быть всегда. То, что было вложено в запись «Кургана», не обязательно было заработано на концертах. Есть у меня и другие источники. Мы свои «гробовые» обычно приберегаем на «черный» день. А я вот подумал: а почему бы, собственно, мне не опередить этот день и не потратить свои «гробовые» не на собственные похороны, а направить их, образно говоря, на похороны своего героя — Гусляра? А что оставалось делать, если поначалу Министерство культуры не откликнулось на мое предложение? Это сейчас в министерстве поняли значимость этого проекта и решили поучаствовать, но не в полном объеме. Министерство лишь пообещало выплатить гонорары артистам за показ «Кургана» в Музыкальном театре 21 февраля. Этих денег, кстати, еще никто не получал. Смета показа была небольшой, учитывая количество занятых на сцене людей.

— Ты определил жанр «Кургана» как рок-оперу. Но ведь это произведение ни по каким параметрам к опере и близко не стоит. Это что, такая рекламная «замануха» была?

— Об этом можно спорить, но в данной ситуации следует рассматривать сделанное как начало создания настоящей рок-оперы. Работа будет продолжаться. Например, мы будем расширять эпизоды свадьбы, Игорь Лученок по моей просьбе написал свою «Молитву» на стихи Купалы, взяв при этом точный текст, как, например, в коде стихотворения. Там ведь у Купалы «за родны загон Беларуси», в то время как Мулявин пел «за родны народ Беларуси». Разница в смысле существенная! И понятно, что это должен петь именно Гусляр. В каком месте — пока думаю.

— То есть, как я понял, работа над «Курганом» все-таки не была закончена?..

— Оригинал произведения — это кантата Лученка для хора, солистов и симфонического оркестра. Потом Лученок и Мулявин сделали поэму-легенду, после чего к произведению 30 лет никто не обращался. Но как-то так случилось, что пробил час мне им заняться. И мы это сделали.

— Да, но чтобы из кантаты сделать оперу, пускай себе и рок-оперу, нужно дописать или даже переписать массу материала! Как на это Игорь Михайлович смотрит?

— Лученок воспрянул после этой работы, он полон сил и энергии. Например, совсем недавно показал мне давно написанную им мелодию и попросил написать текст песни. И я это сделал. Он 30 лет никому из поэтов не давал эту музыку! И сказал, что только Кобзон может исполнить эту песню так, как положено.

— Понятно, это песня, но говорил ли он о том, что готов и дальше работать над «Курганом», учитывая хоть бы то, что опер никогда не писал?

— Хочу напомнить, что именно по его просьбе я взялся за «Курган». А сейчас, буквально каждое утро, мы обсуждаем будущие планы. Я давно забыл, что такое будильник: меня будит по телефону Игорь Лученок.

— Я так понимаю, что твое желание провести «Курган» в афишу театра теперь откладывается?

— Не было такой идеи. Хотя художественный руководитель театра Адам Мурзич уже интересовался, когда в следующий раз будет показан «Курган». Моя позиция такова: «Курган» сложно сделать репертуарным в первую очередь потому, что это противоречит самому Купале, у которого «ў год раз ночкай з гуслямі дзед з кургана, як снег, белы выходзе». Я не хочу превращать этот спектакль в какую-то коммерческую затею хотя бы потому, что Гусляр отказался от дукатов. Могу смело сказать: этой работой мы сделали для Беларуси наверняка не меньше, чем каждый, если не все вместе взятые кандидаты в президенты в декабре прошлого года. И наш Гусляр не стремился в князи.

— Показ «Кургана» в театре вызвал очень неоднозначные оценки. Ты-то сам насколько уверен в собственной правоте?

— Дареному коню в зубы не смотрят. Я сделал подарок белорусскому народу. Нужен он — пускай сам народ и решает. Мне часто в последнее время вспоминается произведение Мележа «Людзі на балоце». Но мне не хочется, чтобы мы оставались такими людьми, чтобы уподобились людям без родства и памяти, которые уничтожают сами себя. В наших проблемах, бедах виноваты мы сами, мы отлично научились забивать в свои ворота. Вот почему я был удивлен публикацией в «Снплюс». Напечатай такое государственное издание, я бы понял: чей-то заказ. Но когда эта газета раскритиковала то, что она своим существованием должна поддерживать (я имею в виду национальную культуру), понять это трудно. Получается, что власть к народу ближе, чем оппозиция. Это ведь Купала, Лученок, Мулявин! Напомню Достоевского: «Лай злых собачонок над умершими львами — суждения критиков над классиками». Но Федор Михайлович имел в виду критиков, а не современных геростратов и геростраток. Есть и у меня на эту тему:

Когда завистники, с невеждами сплотясь,

Нависнут над тобой суровым приговором

И труд заветный твой публично втопчут в грязь —

Сокройся в пустыни, не унижайся спором.

Сочти за благодать бессовестную казнь,

Смирись безропотно с неправедным позором,

Но будущим векам напомни, как велик

В устах пророческих божественный язык!

Это не просто октава Андрея Скоринкина из школьной программы, это его жизненный принцип. И если бы речь шла только обо мне, я бы промолчал. Но было задето много моих коллег по совместной работе. Поэтому когда о Государственном ансамбле танца, арт-группе «Беларусы» и других говорят как о самодеятельности, я обязан за них заступиться. А те, кого называют «звездами», своим «свечением» обязаны поставщикам электроэнергии.

Дмитрий ПОДБЕРЕЗСКИЙ